И.Панфилов. Под соснами (Охота на уток, тетеревов)

Использование материалов сайта возможно при размещении активной ссылки

Под соснами

И.Панфилов

Около двадцати лет я не был в родных краях.

Собрался, наконец, побывать, но как на зло, в день приезда началось ненастье: три дня и три ночи лил дождь. Лишь на четвертые сутки, под вечер, тучи сползли на горизонт и пригрело солнце.

- Ну, вот, Константиныч, с погодкой вас...- сказал, собирая меня на охоту, сильно состарившийся егерь Василий Никитич.

Добрый километр дорога вела густым сосновым бором. В тишине, совсем так же, как много лет назад, постукивали дятлы да тоскливо перекликались иволги, а в воздухе стоял медовый запах хвои и увядающих трав...

Так вышел я к березнякам, тянувшимся вдоль заболоченного ольхового леса. После темноты бора зарябило в глазах от белоснежных стволов и сочной зелени. Прежняя молодая поросль - я помнил ее стоящей на метр от земли - вытянулась в стройный лесок.

"Что ж? Не одни березки изменились за эти годы!" - подумал я, и все же ощутил беспокойство: отыщу ли тот заветный уголок, к которому шел? Припоминаю: там должны быть три сосны, а рядом с ними замшелые валуны... .

С трудом разыскал взглядом торчащие вдалеке шапки трех сосен и поспешил к ним.

Да, это были знакомые сосны, и те же самые валуны, хотя и прикрытые зеленым ковром мха. А вот и кленок... Он ли?

Да, он. Тот самый, что посадил своими руками над любимым моим псом Аяксом, жизнь которого была прервана случайным выстрелом...

Я присел на валун и закурил.

В тот далекий, памятный по охотничьему горю год я приехал во второй половине июля натаскивать молодого пойнтера Аякса, на редкость смышленого, жизнерадостного, покладистого пса. Каждое утро и вечер я проводил с ним на Бородинских заливных лугах. Натаска доставляла мне много радости.

Аякс стал работать в первое же утро. Маленькие просчеты, ошибки он охотно исправлял, повинуясь моим требованиям.

Когда натаска подходила к концу, со мной увязался Василий Никитич.

- Покажи за работой кобелька, Константиныч,- попросил он.

Отказать было неудобно, и мы зашагали к Бородинским лугам. Волнуясь, следил я за широким поиском моего питомца. Вот он прихватил, потянул, замер в стойке. Когда мы подошли, вдалеке сорвался дупель. Восемь стоек, восемь взлетов и ни одной ошибки!..

- Великолепный пес! - сказал Никитич.- Думаю, на полевых получит диплом первой степени.- И, немного подумав, добавил: - Беспременно!

К началу осенней охоты съехались владимирские и столичные охотники. К моему удовольствию, никто из них не привез подружейной собаки. Все ехали "за уточкой". "За уточкой" к Василию Никитичу приехал и московский архитектор с зятем-артистом. Артист не был охотником, тесть привез его, чтобы, как он выразился, "натереть чутье!"

- Ты не тенор,- говорил архитектор своему зятю.- За голос бояться нечего. Потаскаю тебя по болотам - человеком станешь!

- Потеряете время,- усмехался тот.- Никакого желания к охоте у меня нет...

Но архитектор, тучный, начинающий лысеть человек, не уступал:

- А я говорю, сделаем из тебя охотника! Первый день охоты - суетный. Приготовления, сборы, волнения, хлопоты, побегушки, ожидания - в них незаметно прошла первая половина суток. А когда время приблизилось к четырем часам, на озерах ударил выстрел. После паузы - еще два подряд. Все охотники знали - это условный сигнал открытия охоты. И сразу же загремело по всей пойме! Над озерами засвистели спуганные стайки чирков, кряковых, перелетающих с одного озера на другое, с болота на болото. Но я не любитель утиной охоТЫ и потому вышел с Аяксом из дому только к вечеру.

В талах Клязьмы, густо заросших малиной и ежевикой, мне удалось убить пару тетеревов. Аякс "сработал" еще трех и сработал с блеском, но добычи мне хватало, я только любовался собакой. Затемно я пришел на охотничий привал к Лебяжьей луже. Здесь встретился с гостями Василия Никитича. Архитектор, довольный и, видимо, порядком уставший, торжественно развешивал на ветвях дуба связку чирков.

После рюмки, выпитой "на кровях", пообжигав губы чайком из смородинного листа, все заспешили к стогу сена. Августовская ночь коротка!

Я остался у костра, рядом со мной лежал Аякс, повизгивающий во сне. Видимо, ему снился сон о вчерашней охоте... Через некоторое время к костру вернулся артист: "Сено лезет в глаза, в рот, под рубашку. Я лучше здесь с вами побуду".

Многозначительно подмигнув, он стал рыться в вещевом мешке.

- Ну, как? - поинтересовался я. Артист промолчал.- Не нравится? - не отставал я, пытаясь вызвать его на откровенность. Он перестал рыться в мешке и посмотрел на меня темными ртутными глазами. Этот насмешливый взгляд лучше слов показал мне никчемность моих вопросов. Подтверждая мою догадку, артист сказал:

- Пустое это занятие!.. Давайте-ка лучше выпьем!..- и ловко извлек из мешка бутылку коньяка, две пластмассовые стопки, лимон.

Я пристально наблюдал за собеседником: он старательно разостлал у костра салфетку, нарезал дольками лимон, выбил из бутылки пробку.

- Ну-с,- оглядев "стол", резюмировал он,- кажется, все готово? Приступим!

- Мне не наливайте,- предупредил я.

- Почему? - удивился собеседник, подняв брови.

- Не пью!

- За знакомство! Хотя бы по одной?! - Артист казался искренне огорченным моим решительным отказом, но потом усмехнулся, пожал плечами и не стал больше предлагать разделить с ним компанию. Очевидно, за моим нежеланием "выпить за знакомство", этот человек почувствовал мою неприязнь. Поэтому, пожевывая ломтик лимона, он заговорил вновь:

- Вам, очевидно, хочется узнать, почему мне не понравилась охота? - Во-первых, что это за занятие лазать по колена в грязи, по чаще, там, где сам черт не ходил? Во имя чего? Чтобы убить паршивого чирка?.. Если мне захочется дичи, я в любом гастрономе куплю тетерева, куропатку, рябчика. У мяса вкус тот же, зато не устанешь как проклятый.

Выпив еще стопку, он продолжал:

- Охота пробуждает во мне какие-то низменные чувства! Я - добрый человек. Но когда вижу взлетающую утку, мне почему-то хочется во что бы то ни стало ее убить. Это желание захватывает меня, и я, как следует не приложив к плечу приклада, стреляю сразу из обоих стволов. Чувствую, так нельзя, а поделать с собою ничего не могу. Темперамент захлестывает!

Чем больше я смотрел на него, вслушивался в его речь, тем острее ощущал в себе протест. Но против чего - понять не мог.

Осторожно, чтобы не обидеть человека, попробовал я изложить свои мысли:

- Видите ли, вы артист, следовательно, художник. От общения с природой ваше творчество посвежеет, станет ярче.

- Будет вам! - пренебрежительно прервал он меня. -Неужели вы все это всерьез? Такие сказочки для детей младшего возраста хороши. Ах, природа, ах, красота мира! - Он резко засмеялся.- Не так уже он хорош ваш мир, и вся его "природа-утешительница". Не за что ее любить, и сентиментами жизнь незачем заполнять: все это хитрость бездельников, ловкими фразами прикрывающих никчемность своего труда и пытающихся других обмануть! Да и охота ваша - пшик! Одну-две птички убить, а на остальных любоваться! По-моему, если уж бить, так бить! Если б я и стал стрелять, так не нежничал...

От выпитого вина ртутные глаза его разгорелись, тонкие ноздри широко раздувались, ему хотелось спорить, задираться... Чтобы избежать ненужной ссоры с пьяным человеком, я лег спать. Допив остатки коньяка, артист сел, тупо уставившись в пламя костра. Хмель разбирал его. Чему-то улыбнувшись, он запел: "Ох! Летят утки, летят утки и два гуся. Ох, летят утки!". Перестав петь, окликнул: "Вы спите?" - и, не дождавшись ответа, несвязно стал говорить сам с собою:

- Природа, красота!.. Елки-палки... Ловкость рук - и никакого обмана!.. И все искусство таково... А я -не дурак. И не волк. Не нужно мне леса. И красотой меня не обманете. Знаем мы эти высокие чувства... Хе! Идиот! Поперся куда-то!

И тут я окончательно понял, что взволновало меня, вызвало протест: "Мне привелось увидеть этого актера в нескольких фильмах, где он обычно изображал героев. Я был убежден, что человек, играющий такие роли, сам должен быть наделен высокими качествами..."

Через несколько дней ко мне заглянул архитектор. После разговора о погоде, собаках, о том, что пора собираться в Москву, огорченно пожаловался:

- Не знаю, что делать с зятем? Об охоте нашей и слышать не хочет!

- Оставьте его в покое,- посоветовал я,- раз не нравится, пусть его...

- Нет,- возразил он,-- так нельзя! - И стал меня упрашивать взять его с зятем на тетеревиную охоту.

Я стал деликатно отказываться, ссылаясь на горячность артиста, на неопытность Аякса. Но архитектор возразил:

- Ай-ай-ай! Как нехорошо! Опытный охотник, а чего-то боитесь? Зять пойдет с нами. Кому же, как не нам, учить молодежь? Ведь все равно кто-то должен это делать?! Так уж лучше мы...

Доводы его не убеждали, но что делать, если человек так настаивает?..

Тот почор был на редкость хорош. Когда мы выходили из деревни, солнце уже садилось за горизонт, цепляясь за макушки соснового бора. Около речки, по краям заболоченного леса, легкой дымкой опускалась роса...

Всю дорогу архитектор без конца поучал зятя, как нужно вести себя на тетеревиной охоте, как стрелять в лесу… Словом, объяснял все то, что нужно знать начинающему охотнику. Говорил он дельные вещи, но как-то оскорбляюще снисходительно, с чувством собственного превосходства... Я видел, что это злило артиста; он слушал терпеливо, только перекатывающиеся на скулах желваки говорили, каких трудов стоило ему терпенье.

Вышли к березнякам. Аякс вдруг прихватил и неторопливо повел к трем соснам, у корневищ которых лежат валуны, подернутые зеленым слоем мха... Затем замер в стойке в густых зарослях череды - высокой травы с мелкими ароматными желтыми цветками...

Мы подошли, приготовились стрелять.

Артист вышел на несколько шагов вперед с левой стороны от меня, архитектор - с правой, ближе к соснам... Я послал Аякса вперед. Он сделал несколько шагов, а потом вдруг осел, изумленно покосился на меня и замер... Опять послал его "вперед", но пес и не подумал посунуться... У меня мелькнула догадка - тетерев где-то здесь, совсем близко! Я наклонился, стал всматриваться в траву. Ну да! Тот коричневый камень в траве - тетерев! Молодой, уже начинавший чернеть петушок...

Я спросил артиста:

- Хотите увидеть тетерева?

Он кивнул. Я вытянул руку.

- Вон, видите?

Артист возбужденно сделал несколько шагов, присмотрелся и опять спросил:

- Где?

- Да вот же,- говорю,- под самой мордой Аякса...

- Вижу,- говорит и вскидывает ружье. Предчувствуя беду, я закричал:

- Что вы делаете?

Но грянули один за другим два выстрела. Тетерев взлетел и, набирая высоту, полетел вдоль вырубки... Я следил за его полетом, боясь опустить глаза на то место, где только что стоял пес... В этом оцепенении я видел, как артист недоуменно разглядывал ружье, нелепо улыбался и, наконец, развел руками. Я повернулся и пошел... Вслед мне доносились крики и брань, с которой архитектор обрушился на зятя. А я шел и шел, не зная куда и зачем иду... У самой деревни меня догнал запыхавшийся архитектор. Он стал успокаивать меня, извиняться, предлагал деньги.

...На другой день я закопал Аякса под тремя соснами, а над ним посадил кленок...