САРЫЧ (Канюк)
Под слабым утренним ветерком шелестит сухим листом подмороженная кукуруза. Каким-то блеклым и бесцветным стало зеленое поле после первого же заморозка. По краю его, где кукуруза уже скошена, выщипывая уцелевшую траву и подбирая подсохшие листья, медленно бредет стадо. Между коровами на бреющем полете снуют сотни касаток: целая стая. Ловят ласточки мух, от которых коровы отмахиваются хвостами. За чуть пожелтевшей березовой по-лоской, как два огромных корабля, высятся две скирды пшеничной или ржаной соломы. На гребне одной сидит темная птица, ростом заметно покрупнее вороны. Перо коричневое, а на груди, будто светлая манишка, густо заляпанная крупными пятнами. Сидит, как изваяние, с осанкой гордеца, и вдруг быстро планирует на широких крыльях в высокую стерню с явным намерением схватить кого-то когтистыми лапами.
Удался или нет бросок, не видно с дороги, но только, когда сарыч снова поднялся в воздух, за ним увязались две трясогузки и, проводив его до ближайшего столба, уселись сами на проводах рядом, покачивая длинными хвостиками. Так ко всем хищникам относятся: пока сидят, никто из мирных птиц на них вроде и внимания не обращает, а стоит только крылья развернуть, как сразу находятся такие, кто спешит словно досадить за старое. Писк трясогузок, конечно, не приведет такого в смятение. Но чаще за ним начинают гоняться ворона или грач, которым больше делать нечего.
Смотришь, как раз за разом бросается ворона на парящего сарыча, и удивляешься его долготерпению. Легко ускользая от нападений, он поднимается все выше и выше, не отстает и ворона, усиленно махая крыльями, которые у нее заметно короче, чем у сарыча. Чаще сарыча избавляет от вороны высота, которой она, кажется, побаивается немного или, может быть, робеет, оставаясь один на один даже с неопасным для нее хищником так далеко от земли.
А сарычу высота нипочем; подняться выше облаков и совсем исчезнуть в синеве неба, ни разу не взмахнув крыльями, ему ничего не стоит, будто обладает птица антитяготением. Сам воздух поднимает ее легче, чем тополевую пушинку. Но с такой высоты сарыч не охотится, потому что его добыча бегает и скачет по земле: бегают полевки и мыши, скачут кобылки, коники и прочая саранчовая родня. И еще не совсем известно, кому отдается предпочтение. Иногда этот солидный с виду хищник так увлеченно бегает по дорожной обочине за насекомыми, что даже не взлетает и не сторонится проносящихся мимо автомобилей. По утренней прохладе, пока у коников нет дневной прыти, он так набивает ими желудок и особенно зоб, что и в полете издали видно, как оттопыривается на шее перо.
Сарыч и все другие канюки известны как самые заядлые мышеловы. От мелких грызунов, а не от птиц, ящериц и кузнечиков зависит благополучие их рода: сколько птенцов будет в гнезде три, один или ни одного. Но вот наступает осень, и начинается пролет. Оставаться даже при сверх изобилии корма нельзя. Потом и лететь будет трудно, когда совсем остынет воздух. А снежную зиму не пережить ни одному. Нет, морозы им не страшны. Но даже неясыти вымирают от голода, когда мыши благоденствуют под снегом, месяцами не показываясь на поверхности. Но совы-то еще могут ловить под неглубоким снегом на слух, а сарыч на такое не способен: он охотится только "сна глаз", высматривая добычу или в полете, или сидя на скирде, на дереве, на столбе.
Но стал хищник от простого сидения на столбах переходить к патрулированию шоссейных и полевых дорог, обратив в свою пользу рост автомобилизма. Ведь с середины лета на дорожные обочины слетаются ватажки воробьев, которым тут живется сытнее, чем где-либо. К этому же времени и автомобилей становится больше не только на магистральных шоссе, но и на проселках. В. селах сбивают они на взлете зазевавшихся голубей, на мостах и дамбах В молодых трясогузок и чаек, у придорожных обрывчиков - береговушек. Одних К днем, при солнце, других - ночью, слепя светом фар. Чаще всех, наверное, воробьи гибнут и стрекозы. И сарычи не отказываются от такой легкой добычи, а, наоборот, ищут ее или, может быть, даже присматривают за воробьиной стайкой и ждут, когда те вместо того, чтобы в сторонку отлететь, полетят перед машиной, пересекая ей путь. Пока воробьиный молодняк научиться избегать столкновений, немало его попадет к сарычу в свежем виде.
Один из лучших парителей поднебесья, сарыч уверенно чувствует себя в лесу, легко, почти по-ястребиному летая между стволами и без замешательства выбирая нужную дорогу. На охоту от гнезда он улетает далеко и надолго, потому что часто гнездо находится в центре лесного массива, где охотиться трудновато. А птенец, если он один, сидит в это время на крепком помосте с видом мудреца и терпеливо ждет, когда отец или мать принесут корм.
У сарыча, если бы не клюв крючком, не острые, будто заточенные когти, облик был бы совсем нехищный. Тем более, что сидит иногда прямо по-вороньи. Взгляд карих глаз несуровый и незлой. Голос - просящий свист, за который и назвали канюком: будто канючит птица, выпрашивая что-то. Вроде не взрослый сарыч кричит, а изголодавшийся вконец слеток-подросток, не умеющий сам поймать даже лягушку.
У этой птицы во всем видна особая степенность, присущая сильным. Но раз в году она не скрывает своего восторга, выражая его в подоблачных играх. Высота и скорость весеннего парного полета, кружение и стремительное пикирование птиц, когда они кажутся даже меньше ласточек,, не сразу позволяют узнать, что это сарычи. Расстояние скрадывает окраску оперения, и на белом облаке или в синеве видны лишь черные силуэты, но скорость соколиного броска воспринимается как раз лучше всего издали.
Улетают сарычи, а через несколько недель, как на смену им, прилетят другие канюки - зимняки.
Л.Семаго. Охота и охотничье хозяйство, №8, 1979